![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Богомил проснулся. Солнце било прямо в глаза, заставляя глядеть на мир, зажмурившись. Опять вчера не задёрнул шторы, после того как смотрел на Луну.
Сон. Опять этот проклятый сон. И даже нельзя сходить к замковому викарию, чтобы тот сверился с астрологическими картами, сонниками, Святыми Письмами… растолковал. Знал: каноник не удержит тайны сновидения, как то приписывает церковный обычай, признавая сон прямым посланием богов к человеку. Донесёт. Нет… расскажет. Не корысти ради, но озаботившись исключительно интересами государства. Нужным людям. Например, канцлеру. Викарий не настолько важная птица, чтобы иметь прямой выход на князя. Властелин земель пользуется правами личного духовника. А вот канцлер регулярно заходит к замковому священнику за благословением. Может быть, действительно заботится о душе, а, скорее всего – делает это нарочито. Народ любит благочестие, а замковая челядь не прочь посудачить со своими родичами в городе о нравах обитателей Крома. Канцлеру совсем не помешает лишняя популярность – после недавнего сбора налогов добрые мещане Средня начали роптать. Особенно кожевники и бондари, по которым болезненно ударили новые казённые пошлины. Пока ещё тихо, в полголоса. Но ведь мы все знаем, как оно бывает, не так ли? Всё начинается с лёгкого ветерка – а потом приходит буря. Как тогда, тринадцать лет назад. Ему было всего четыре, но он помнит. Мать держала его на руках, прижав к груди, и он чувствовал, как она дрожит. Отец стоял чуть впереди, держа за руку Михая, старшего сына. Наследника. Губы Богомила чуть скривились в горькой усмешке. Тогда он радовался, что это брат, а не он, должен стоять рядом с отцом перед всеми этими сердитыми, кричащими людьми. Шестилетний крепыш, обычно такой бойкий и озорной, жался к отцу и старался спрятаться за его спину. Но князь опять выталкивал его вперёд. Вот отец поднимает правую руку для клятвы: «…и все права и вольности горожан соблюдать обязуюсь». Кланяется, заставляя сына повторить поклон, сильно нажимая ему на плечи. Цеховые старейшины стоят в первом ряду, поджав губы, зорко следят за князем. За их спинами – притихшая толпа, пики и топоры поблескивают под морозным солнцем, пар от дыхания сотен людей медленно поднимается плотным облаком в студёное синее небо. Тогда бунт утих без пролития крови. Князь Радомил мудро решил выйти к народу и подтвердить давние пункты городского Статута, а не запираться с дружиной в Кроме. Не побоялся. Поверил честному слову среденьских старейшин, нарочитых мужей и жречества. Епископ тоже дал свои гарантии и предложил посредничество, не желая кровавой распри между властителем и подданными. Раздор забыли. Виновными в излишних поборах, как всегда, оказались исполнители – мытари и канцеляристы. Пятый крюк на стене городской ратуши. «Попрание стародавних вольностей мещанских». Отсечённые головы выставляли на крюке одну за другой, каждую – по дню. Итого, целую неделю. Седьмой приговорённый сидел в холодной после приговора целых шесть дней и успел сойти с ума. Когда его волокли на плаху, он выл, как собака, и пытался укусить тюремщиков. Так ему рассказали. Потом, когда он уже подрос и стал расспрашивать о событиях своего детства, оставивших в воспоминаниях лишь смутный, расплывчатый след.
А тогда… тогда он, маленький, сидя на тёплых руках матери, видел, как вперёд выступил, раздвинув цеховиков, невысокий седой священник, похожий на взъерошенного воробья. Он неласково поглядел на князя и ткнул прямо ему под нос большую книгу в потёртом кожаном переплёте.
- Целуй в сей клятве Святые Письма, княже! Перед всем миром целуй!
Отец, не говоря ни слова, склонился над книгой.
- Наследник твой теперь!
Михай был чересчур перепуган, чтобы капризничать. Отец быстро кивнул ему, и, бросив робкий взгляд на священника, мальчик скопировал движение князя.
- Супруга твоя и малец!
Мама торопливо приложилась к книге. Взгляды всего народа обратились теперь на Богомила. Он вздрогнул, но ласковая мамина рука успокаивающе погладила его по голове. Чёрная книга в руках жреца придвинулась к самому его лицу, закрывая собою весь мир. От потемнелой таблички на обложке пахнýло стылым металлом, старые руны – имена богов – были глубоко вырезаны в бронзе, скрепляя Святые Письма. Мальчик прикоснулся губами к обжигающему льдом холоду губами – и тут же отпрянул. Однако действо уже свершилось и толпа одобрительно загудела. Напряжение заметно ослабло – клятва была принесена всей княжеской семьёй. Теперь уже цехмейстеры, а за ними и иные знатные горожане, стали по одному подходить к жрецу и целовать Писание.
Сон. Опять этот проклятый сон. И даже нельзя сходить к замковому викарию, чтобы тот сверился с астрологическими картами, сонниками, Святыми Письмами… растолковал. Знал: каноник не удержит тайны сновидения, как то приписывает церковный обычай, признавая сон прямым посланием богов к человеку. Донесёт. Нет… расскажет. Не корысти ради, но озаботившись исключительно интересами государства. Нужным людям. Например, канцлеру. Викарий не настолько важная птица, чтобы иметь прямой выход на князя. Властелин земель пользуется правами личного духовника. А вот канцлер регулярно заходит к замковому священнику за благословением. Может быть, действительно заботится о душе, а, скорее всего – делает это нарочито. Народ любит благочестие, а замковая челядь не прочь посудачить со своими родичами в городе о нравах обитателей Крома. Канцлеру совсем не помешает лишняя популярность – после недавнего сбора налогов добрые мещане Средня начали роптать. Особенно кожевники и бондари, по которым болезненно ударили новые казённые пошлины. Пока ещё тихо, в полголоса. Но ведь мы все знаем, как оно бывает, не так ли? Всё начинается с лёгкого ветерка – а потом приходит буря. Как тогда, тринадцать лет назад. Ему было всего четыре, но он помнит. Мать держала его на руках, прижав к груди, и он чувствовал, как она дрожит. Отец стоял чуть впереди, держа за руку Михая, старшего сына. Наследника. Губы Богомила чуть скривились в горькой усмешке. Тогда он радовался, что это брат, а не он, должен стоять рядом с отцом перед всеми этими сердитыми, кричащими людьми. Шестилетний крепыш, обычно такой бойкий и озорной, жался к отцу и старался спрятаться за его спину. Но князь опять выталкивал его вперёд. Вот отец поднимает правую руку для клятвы: «…и все права и вольности горожан соблюдать обязуюсь». Кланяется, заставляя сына повторить поклон, сильно нажимая ему на плечи. Цеховые старейшины стоят в первом ряду, поджав губы, зорко следят за князем. За их спинами – притихшая толпа, пики и топоры поблескивают под морозным солнцем, пар от дыхания сотен людей медленно поднимается плотным облаком в студёное синее небо. Тогда бунт утих без пролития крови. Князь Радомил мудро решил выйти к народу и подтвердить давние пункты городского Статута, а не запираться с дружиной в Кроме. Не побоялся. Поверил честному слову среденьских старейшин, нарочитых мужей и жречества. Епископ тоже дал свои гарантии и предложил посредничество, не желая кровавой распри между властителем и подданными. Раздор забыли. Виновными в излишних поборах, как всегда, оказались исполнители – мытари и канцеляристы. Пятый крюк на стене городской ратуши. «Попрание стародавних вольностей мещанских». Отсечённые головы выставляли на крюке одну за другой, каждую – по дню. Итого, целую неделю. Седьмой приговорённый сидел в холодной после приговора целых шесть дней и успел сойти с ума. Когда его волокли на плаху, он выл, как собака, и пытался укусить тюремщиков. Так ему рассказали. Потом, когда он уже подрос и стал расспрашивать о событиях своего детства, оставивших в воспоминаниях лишь смутный, расплывчатый след.
А тогда… тогда он, маленький, сидя на тёплых руках матери, видел, как вперёд выступил, раздвинув цеховиков, невысокий седой священник, похожий на взъерошенного воробья. Он неласково поглядел на князя и ткнул прямо ему под нос большую книгу в потёртом кожаном переплёте.
- Целуй в сей клятве Святые Письма, княже! Перед всем миром целуй!
Отец, не говоря ни слова, склонился над книгой.
- Наследник твой теперь!
Михай был чересчур перепуган, чтобы капризничать. Отец быстро кивнул ему, и, бросив робкий взгляд на священника, мальчик скопировал движение князя.
- Супруга твоя и малец!
Мама торопливо приложилась к книге. Взгляды всего народа обратились теперь на Богомила. Он вздрогнул, но ласковая мамина рука успокаивающе погладила его по голове. Чёрная книга в руках жреца придвинулась к самому его лицу, закрывая собою весь мир. От потемнелой таблички на обложке пахнýло стылым металлом, старые руны – имена богов – были глубоко вырезаны в бронзе, скрепляя Святые Письма. Мальчик прикоснулся губами к обжигающему льдом холоду губами – и тут же отпрянул. Однако действо уже свершилось и толпа одобрительно загудела. Напряжение заметно ослабло – клятва была принесена всей княжеской семьёй. Теперь уже цехмейстеры, а за ними и иные знатные горожане, стали по одному подходить к жрецу и целовать Писание.